Танцующая на лепестках лотоса - Страница 11

Воисанну отвели вглубь дворца и передали трем чамским женщинам. Не зная их языка, она тем не менее сразу же поняла, что любое неповиновение будет наказано побоями. Воисанна лишь равнодушно пожала плечами. Когда эти женщины умастили ее благовониями и повесили на шею гирлянду из живых цветов, она стала ожидать самого худшего — появления какого-нибудь чамского военачальника. Но никто так и не пришел. Никто не стал губить ее.

В тот же вечер ее привели на изысканный пир. Здесь сидел король чамов со своими приближенными, а развлекали их чужеземные танцоры и арфисты. Воисанна просто стояла, ни о чем не думая, покорная судьбе. Откуда-то издалека до нее донеслись крики, которые заглушали даже голоса чамских певцов, и теперь Воисанна слышала только эти вопли, а не музыку. Это кричали мужчины, кхмерские мужчины. Один за другим они сначала кричали, затем стонали, потом замолкали.

С самой же Воисанной ни в эту ночь, ни в следующую ничего не произошло. Ее заперли в небольшой комнатке, оставили одну. В последующие дни она несколько раз оказывалась вблизи чамского короля и чувствовала на себе его пристальный взгляд. Это был грубый человек, на голову выше всех своих командиров и кряжистый, словно лошадь. Она никогда не видела, чтобы он кому-либо причинял боль, но когда он допрашивал кхмерских узников, а те не говорили ему то, что он хотел от них услышать, их тут же уводили, а ужасные крики по вечерам возобновлялись.

Так Воисанна прожила целую неделю, просто глядя на то, что делают ее новые господа, которые не требовали от нее ни слов, ни каких-то действий. «Меня берегут для чего-то или кого-то», — решила она. Она была подарком, который нельзя было вручать раньше времени. Но в какой-то момент ситуация изменится, и тогда ее ждут страдания. Однако день этот еще не наступил.

Сейчас солнце было уже высоко, и Воисанна стояла на восточной стене Ангкор-Вата. Она не следила за чамскими воинами или их пленниками, а разглядывала один из наиболее впечатляющих барельефов во всем Ангкоре, который занимал нижнюю часть галереи с этой стороны громадного храма. Она не понимала, почему король чамов предпочитает допрашивать своих пленников именно здесь, на фоне такой красоты. Этот барельеф, протянувшийся почти на двести футов, назывался «Пахтание Молочного океана». Барельеф был высоким — Воисанна не смогла бы дотянуться до верхнего его края рукой — и изображал картину индуистского мифа о создании мира. На одной его стороне были вырезблены девяносто два демона, которые тянули за хвост гигантскую змею. Восемьдесят восемь богов тянули эту змею, обмотавшуюся вокруг плывущей в космическом океане скалы, в другую сторону. Такое «перетягивание» змеи раскручивало скалу, которая взбивала окружавшие ее воды, тем самым создавая в них жизнь — драконов, рыб, черепах и крокодилов.

Если бы Воисанна знала планы чамского короля в отношении нее, она, наверное, прислушивалась бы к голосам своих поработителей и, возможно, постаралась бы понять, что происходит с ее соотечественниками. Но сейчас она лишь рассматривала демонов и богов, вспоминая, как она говорила о них со своим отцом, а позднее — со своим любимым. Ее отец рассказал ей историю создания мира, а ее возлюбленный все восхищался тем, что эту красоту вырезали на камне.

В пятидесяти пяти футах от этого мифического барельефа несколько сотен чамских воинов стояли позади их короля и его ближайших советников. Сейчас, когда Ангкор был уже захвачен, они не носили головных уборов в форме перевернутого цветка лотоса. Вся эта группа собралась во внутреннем дворе, расположенном к востоку от Ангкор-Вата. На поясе Индравармана, как всегда, висела сабля в ножнах. Оружие это было громоздким, но он верил, что, только нося его как можно дольше и чаще, он добьется того, что оно станет частью его самого и будет казаться ему не более тяжелым и доставляющим неудобства, чем родные руки и ноги. И когда настанет время сражаться — а оно обязательно настанет для него, — ему будет легко управляться со своими орудиями войны, которые находятся всегда под рукой. Солдатам Индравармана было приказано носить оружие повсюду, за исключением своего жилища. Любому, забывшему об этом строгом правиле, грозила казнь без суда и следствия.

Чамы собрались в тени Ангкор-Вата, которая формой повторяла собой возвышения и впадины высившейся над ними Храмовой горы. Вдали послышались отчаянные крики, и Индраварман наклонился к высокопоставленному кхмерскому чиновнику и кхмерскому воину крепкого телосложения. Оба этих человека были связаны и стояли перед ним на коленях. Рядом с Индраварманом, положив руку на эфес своей сабли, стоял Асал. По другую сторону от короля находился его персональный ассасин, палач и убийца, По Рейм — самый страшный из всех чамских убийц. Асал и По Рейм были давними противниками, и Индраварману доставляло удовольствие сталкивать их.

Благодаря тому, что Индраварман требовал, чтобы все его командиры знали язык врага, ему не нужен был переводчик. Внимательно посмотрев на кхмерского чиновника, он увидел в глазах его страх и перевел взгляд на Ангкор-Ват. У подножия Храмовой горы стояло шесть прекрасных кхмерских женщин, и, переводя взгляд с одной на другую, он подумал, что они сильнее своих мужчин. В женщинах этих было меньше страха и больше отваги. Он восхищался ими.

Индраварман подошел ближе к своим пленникам.

— Эти крики, они не смущают тебя? — спросил он у кхмера. — Ты ищешь плавного перерождения в новой жизни, но если ты не скажешь мне то, что я хочу от тебя услышать, ты будешь точно так же верещать, прежде чем покинешь это тело ради следующего.