Танцующая на лепестках лотоса - Страница 16

— Я тоскую по ним.

Она понимающе кивнула, и взгляд ее скользнул на высокое тиковое дерево, на ствол которого падали отсветы костра. Она думала о людях, которых он любил, и искала какие-то подсказки, знаки в окружающей природе. Дерево это было бесплодным, и она со страхом подумала, что все они, должно быть, погибли. Но потом ей пришла мысль, что, возможно, это означало, что ей следовало бы взять приемного ребенка и воспитать его. Это дерево было слишком старым, чтобы что-то говорить о детях.

— Король может надеяться, но король должен действовать, — наконец произнесла она, снова посмотрев Джаявару в лицо.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты можешь надеяться, что твои дети живы, но действовать ты должен так, будто они мертвы. Прошу тебя, прости меня за то, что я говорю такие вещи, любовь моя. Но чтобы твой народ выжил, ты должен действовать как король.

— И что же, по-твоему, я должен сделать?

— Необходимо, чтобы у тебя появился наследник.

Вдалеке прогремел гром, и лицо Джаявара напряглось.

— Нет.

— Я не могу подарить тебе наследника, поэтому ты должен взять в жены женщину, которая может рожать.

— Я не стану делать этого. По крайней мере пока есть надежда, что мои сыновья живы. И пока ты рядом со мною.

Взгляд Аджадеви метнулся справа налево, она стала искать молодое тиковое деревце, прятавшееся в тени своего предка. Она не нашла его, и это еще больше убедило ее в том, что все дети Джаявара погибли под клинками врага.

— Я… Я охотно пожертвовала бы своей жизнью, лишь бы дать тебе сына. Но поскольку я не могу подарить его тебе, ты должен возлечь с другой женщиной. И должен сделать это ради своего народа.

И вновь прогремел гром, а дождь, казалось, усилился.

— Что я на самом деле должен сделать, так это вернуться в Ангкор, — сказал Джаявар, подтягивая свою промокшую набедренную повязку.

— Зачем?

— Чтобы выяснить, живы ли мои сыновья и дочери.

— Пошли туда разведчика. На это охотно согласится сотня мужчин.

— А я тем временем буду сидеть здесь и прятаться? Ты же прекрасно знаешь меня, Аджадеви. Если моим детям удалось бежать и они сейчас скрываются где-то в городе, я должен пойти туда.

Она снова взглянула на дерево.

— Лучше пошли другого человека. Если тебя поймают, все надежды твоего народа рухнут. Ты ведь теперь наш король, не забывай об этом.

— Думаю, будет лучше, если мой народ будет знать, что его король жив. Я тайно вернусь в Ангкор, расспрошу о моих детях, а затем, если будет необходимо, растворюсь в джунглях, словно тень в сумерках. И наши люди будут знать, что я жив и что я намерен вернуть Ангкор. Именно так я внушу им надежду, и именно так я соберу новую армию — не пряча своего лица и неся свое слово людям.

Джаявар уверенно кивнул сам себе, думая уже о том, как он проберется к Ангкору с десятком своих воинов. Он найдет кхмеров в окрестностях города и сообщит им, что он жив, что он собирает армию, чтобы вернуть свое королевство. Он узнает о судьбе своих детей и либо спланирует их побег, либо, погрузившись в скорбь, уйдет оттуда.

— Тогда я пойду с тобой, — сказала Аджадеви.

— Ты должна остаться здесь, в месте, где будет собираться и расти наша армия.

— Люди должны знать, что я по-прежнему с тобой.

Джаявар хотел что-то сказать, но передумал. Она была права. Народ должен знать, что она тоже жива. И когда она была рядом, путь к трону отца казался ему более ясным.

— Я буду волноваться за нас двоих, если нас поймают, — сказал он. — И если…

— Если мы попадем в окружение, мы воспользуемся ядом, чтобы лишить себя жизни. Лучше умереть, чем признать чамов своими господами.

— И ты готова рискнуть своей хорошей кармой? Ведь Будда, наверное, не одобрил бы выбор такой судьбы.

— Будда никогда не осуждал самоубийство. Да, он считал это неправильным действием, противоречащим его представлениям о пути к нирване.

— Но ты же стремишься к нирване.

— Да, но этот путь нельзя преодолеть быстро. Я страдала в своих прошлых жизнях и могу страдать снова, если заработаю плохую карму. Чамы не должны взять нас в плен живыми, Джаявар. Если это произойдет, они используют нас против нашего собственного народа. — Закрыв глаза, она начала медленно вдыхать влажный воздух, чувствуя запах родной земли и вступая с ней в контакт. — Поэтому мы возьмем с собой яд.

В темноте произошло какое-то движение. Джаявар ничего не заметил, но от Аджадеви это не укрылось. Может, это зверь? Или дуновение ветра? А возможно, что-то весьма зловещее? Она задавала себе эти вопросы, пока он подбрасывал в огонь сырые дрова, которые шипели и потрескивали, словно протестуя против такой участи.

Еле уловимый звук, который раньше приближался, начал удаляться. Она хотела сказать об этом мужу, чтобы он позвал караульных, но все же промолчала. Кто бы это ни был, он уже ушел, и они ночью, в темноте и под дождем, все равно его не найдут. И тем не менее она взяла изогнутый нож длиной с ее предплечье и положила на землю у своих ног.

— Мы вернем себе трон? — спросила она.

— Да.

Она заставила Джаявара повторить свой ответ, однако ей было ясно, что сам он в это не верит. Каким образом он может это сделать? У них было меньше четырех сотен воинов, а в Ангкоре их ждали многие тысячи чамов.

— Разве жизнь не полна волшебных чудес? — спросила она, беря его за руку.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Мы живы. Мы дышим. Пьем воду, льющуюся с небес. Все это — настоящее чудо. Нас повсюду окружают чудеса, и благодаря этому твоя вера никогда не иссякнет. Ты должен твердо верить, что трон твоего отца станет твоим.