Нимит заслонил Воисанну собой и, выхватив саблю, позвал своих людей. Они быстро образовали кольцо вокруг новобрачных, но их было всего десять против сотен чамов, которые налетели на них, как рой разъяренных пчел, вырвавшихся из растревоженного улья. Чамы неслись вперед с поднятыми боевыми топорами, размахивали копьями. Воисанна выкрикнула имя Нимита, когда тот сделал шаг навстречу неприятелю. Он поднырнул под занесенную секиру и, выбросив руку вперед, воткнул саблю в живот первому чаму, однако тут же был отброшен назад щитом с металлической окантовкой. Он быстро оправился от удара и, уворачиваясь, убил еще двоих чамов.
В воздух взвилось копье. Воисанна заметила его и крикнула, чтобы предупредить любимого. Но смертельное оружие оказалось быстрее ее слов и пронзило грудь Нимита. Он рухнул на землю. Она хотела броситься к нему, выкрикивая его имя, но отец девушки оттащил ее назад. Прежде чем она успела сообразить, что происходит, погиб ее отец, затем погибла мать. Под ударами врагов начали падать ее братья и сестры, а Воисанна схватила своего младшего брата и прижала его к груди. Она пыталась закрыть его своими руками, но ударило еще одно копье, и он вдруг обмяк в ее объятиях, словно разрезанный бурдюк с водой. Перед глазами вспыхнула картина, где она ночью держала его за руку, когда он был болен. Она закричала, продолжая удерживать его, приговаривая, что с ним все будет хорошо, что она рядом, что его никогда не оставят одного.
Чьи-то руки пытались оторвать его от нее, но она продолжала сжимать его хрупкое тельце, даже когда чамы стали бить ее руками и ногами. Она снова и снова звала его по имени, сопротивляясь, как никогда в жизни, и отчаянно пытаясь удержать братика, пока его душа отлетала на небеса: она верила, что, если в этот момент он будет думать о ней, об их родителях, он сможет в следующей жизни родиться в той же самой семье — в их семье. Она выкрикивала слова любви и имена их родственников, стараясь направить его душу, понимая, что в момент смерти у души есть множество вариантов, куда она может отправиться.
Древко копья ударило ее по голове. Задохнувшись, она запнулась на полуслове. Продолжая держать брата за руку, она упала на него, придавив его к земле своим телом, и сознание ее затуманилось.
И тогда она увидела его улыбающимся.
Затем чамы куда-то поволокли ее.
В течение жизни многих поколений город Ангкор процветал. Его храмы и дворцы протянулись с востока на запад, словно вдохновляемые ежедневным движением солнца по небосводу. Стены грандиозных сооружений были украшены великолепными позолоченными барельефами, вдоль дорог и храмовых рвов, на мостах и в парках высились величественные статуи. Столь же впечатляющим образом картину города своим богатством и достоинством дополняли жители этого города, которые вместе молились, работали, купались.
Ни время, ни капризы суровой погоды не могли умалить красоту чудесного Ангкора. Но теперь окраины города были в огне, следовательно, боги, защищавшие его, отвернулись от Ангкора. Пока остатки кхмерской армии сражались с захватчиками, а конные гонцы скакали за подмогой, простые горожане ринулись в джунгли — одним удалось укрыться, другие нашли там лишь смерть и отчаяние. Их голоса даже перекрывали шум сражения — стук секир о щиты и трубные вопли немногочисленных кхмерских боевых слонов, которые на тот момент были полностью оснащены и готовы к бою. Казалось, что чамы в их странных головных уборах в форме перевернутого цветка находятся повсюду, ими буквально кишело все вокруг. Похоже, что на каждого кхмера приходилось по два или даже по три чама. И хотя кхмеры яростно сражались за свои дома и жизнь своих близких, большинство из них были не готовы биться. Очень немногие были вооружены, еще меньше сумели найти своих командиров и выстроиться подобающим образом — в боевые порядки. Несмотря на многочисленность армии чамов, ее приближение оставалось незамеченным до самого последнего момента, когда оказалось уже слишком поздно что-либо предпринимать, и спасти город было невозможно.
Неподалеку от Ангкор-Вата и королевского дворца, в храме под названием Бакхенг Джаявар и Аджадеви сражались за свою жизнь вместе с несколькими сотнями кхмерских воинов, простых горожан, слуг и рабов. Хотя Бакхенг стоял на холме, устремляясь ввысь в виде ступенчатой пирамиды, украшенной громадными статуями горделиво стоящих оскалившихся львов, кхмеров теснил враг. У Джаявара, на котором не было ничего, кроме набедренной повязки, в одной руке был чамский топор, а в другой — кхмерский щит. Хотя некоторые из его людей побежали спасать свои семьи, Джаявар не отступал, сражаясь впереди Аджадеви и защищая свою жену от чамов, которые продолжали наседать на них, привлеченные видом ее золотых и серебряных браслетов. Поэтому Аджадеви сняла свои драгоценности, но чамы все равно старались захватить ее в плен, понимая, что она женщина высокого происхождения.
Топор Джаявара разбил чамский деревянный щит и глубоко вошел в человеческую плоть. Хотя воин этот был еще жив, Джаявар забрал у него копье и бросил его Аджадеви. Она поймала копье на лету и сделала выпад в сторону ближайшего чама. Он отразил ее удар саблей, но при этом открылся, и другой кхмерский воин сразил его.
Кашляя от густого дыма, валившего из казарм, расположенных рядом с королевским дворцом, Джаявар пытался унять захлестывавшие его эмоции и обдумать происходящее. Чамы явно пришли со стороны реки, но потом рассредоточились и атаковали Ангкор сразу с разных направлений, сея повсюду невообразимый хаос и ужас. Между силами нападавших и защищавших не было четкой границы — лишь очаги сражений. Несколько десятков кхмерских солдат на боевых слонах и запряженных лошадьми боевых колесницах неистово бросались на врага на открытом месте, но Джаявар видел, что их слишком мало.