Танцующая на лепестках лотоса - Страница 95

— Я не знаю этого, мой господин. Определенно, этим он не в меня. Моя жизнь очень проста, как и мои мысли.

— Моя жена захотела бы познакомиться с вами обоими, — сказал Джаявар. — А также встретиться и с остальными членами вашей семьи. Сегодня утром она сказала мне, что должны прийти такие люди, как вы. Она сказала, что мне следует внимательно выслушать их, и я рад, что так и поступил.

Прак не видел, что его отец поклонился.

— Откуда же она могла знать об этом? — не подумав, спросил он. — Как она узнала, что мы должны прийти?

— Все дело в том, что у нее, как и у тебя, есть дар предвидения. Она видит знаки, и эти знаки сообщили ей о вашем появлении сегодня.

— Интересно…

— Нам пора идти, сынок, — перебил его Боран. — Король — человек занятой. — Затем он повернулся к Джаявару. — Когда мы понадобимся вам, мой господин, и когда королева сможет встретиться с нами, мы будем в вашем распоряжении.

Джаявар кивнул и положил руку на эфес сабли.

— Неподалеку отсюда, мои новые друзья, есть одно секретное место. Там много воды, и там водится много всякой рыбы. Думаю, оно вам очень понравится. Вскоре я отправляюсь туда, и для меня было бы честью, если бы вы сопровождали меня.

— Мы с радостью пойдем с вами, мой господин, — ответил Боран, снова низко кланяясь.

Король попрощался с ними и повернулся к одному из своих командиров.

Боран взял Прака за руку и, крепко сжимая ее, увел его. Когда они отошли достаточно далеко, чтобы никто не мог их слышать, он сказал сыну, что очень гордится им, поскольку тот дал совет королю и король его выслушал. В конце он добавил:

— Думаю, только что, на моих глазах мой мальчик стал настоящим мужчиной. В самом лучшем смысле этого слова.

— Как это — в самом лучшем смысле? — спросил Прак, вглядываясь в размытый контур громады храма из красного камня.

— Лучшие из мужчин те, кто думают не о себе, а о других, сынок. А ты у меня именно такой. Боги не дали тебе зрения, зато наделили сильным и благородным духом.

— Спасибо, отец.

Боран заключил сына в объятия.

— Если что-то… случится со мной в будущем, помни, что я только что сказал тебе: ты относишься к лучшим из людей и гордость моя тобой так же беспредельна, как Великое озеро.

— Но только с тобой ничего не случится.

— Конечно, сынок, — ответил Боран, хотя при этих словах по спине у него, несмотря на палящие лучи полуденного солнца, пробежал холодок. — Пойдем, — сказал он, — давай отыщем твоего брата и мать. Они не поверят, что им предстоит встретиться с королем и королевой.

* * *

Воисанна и Асал сидели в длинной узкой лодке, которая была покрашена в красный цвет, оборудована навесом, а нос ее был вырезан в форме головы дракона. Морда этого устрашающего создания была зеленой, раскрытые челюсти — алыми, а зубы и глаза — белыми. Вероятнее всего, лодка эта когда-то принадлежала высокопоставленному кхмерскому чиновнику, и чамы захватили ее во время нашествия. Когда Асал с Воисанной случайно натолкнулись на нее, он отобрал ее у трех чамских воинов, которые, казалось, с удовольствием сложили с себя нудную обязанность ее охранять.

Это была прогулочная лодка, предназначенная для каналов и водоемов Ангкора. Стоя на корме, Асал управлял ею с помощью длинного бамбукового шеста. Воисанна сидела возле него на деревянной скамье, тянущейся вдоль одного борта лодки. Она смотрела вперед, но часто поглядывала на него. Время от времени между деревьями показывались башни Ангкор-Вата. Сияя в золотых лучах клонившегося к закату солнца, эти башни казались чьим-то волшебным воплощением, слишком совершенным, чтобы возникнуть в умах смертных. При виде их Воисанна одновременно и радостно замирала, и вся сжималась, с одной стороны, восхищаясь красотой, созданной ее народом, а с другой — боясь вновь оказаться под властью чамов. Последние два дня были едва ли не самыми счастливыми в ее жизни. Она смеялась, бегала, плавала, купалась в любви. Возвращение в Ангкор, чего она всегда с таким нетерпением ждала, теперь представлялось ей окончанием прекрасного сна, и как же ей не хотелось просыпаться! Когда она проснется, рядом уже не будет Асала и она не сможет положить голову на его плечо. Его голос не будет последним, что она услышит, прежде чем сон накроет ее своим покрывалом. И вместо того, чтобы целовать его в любой момент, когда ей этого захочется, она должна будет ждать, пока он придет к ней и они укроются от посторонних глаз.

— Можно я тебе что-то скажу? — спросил он.

— Конечно.

— Тебе может не понравиться то, что ты сейчас услышишь.

— Тогда, мой большой чам, будь осторожен и тщательно подбирай слова.

Он поднял шест, перенес его вперед и вновь оттолкнулся от дна. С воды вспорхнула утка, и от ударов ее крыльев по поверхности канала побежали круги. Птица взмыла в небо, и по мере того, как успокаивалась рябь на воде, таяла улыбка Асала.

— Когда мы плыли сюда с моей родины, — сказал он, — я думал, что все кхмеры… ниже нас.

— Почему? Почему ты так думал?

— Потому что нас этому всегда учили. Наше сознание заполнялось обманом, и я, чашу за чашей, пил этот дурманящий напиток.

Неподалеку от того места, откуда взлетела утка, канал начала переплывать змея, скользя по поверхности быстро и грациозно.

— Я никогда не думала так о чамах, — отозвалась Воисанна.

Он кивнул, вновь поднимая шест.

— Но когда я впервые увидел башни Ангкор-Вата, я засомневался, правильно ли меня учили, так как начал понимать, что такую необыкновенную красоту мог создать только необыкновенный народ.