— Почему?
Аджадеви вспомнила про Ангкор-Ват, крутизну ступеней, ведущих к его вершине, которые должны напоминать индуистам, что подъем к вершинам духовности является очень непростой задачей.
— Когда я поднимаюсь по лестнице храма, — сказала она, — я понимаю, что древние индуисты хотели, чтобы я при этом чувствовала, будто взбираюсь на гору, стремясь к чему-то прекрасному.
— Возможно, в своей прошлой жизни ты помогала им его строить.
— Может быть. У меня всплывают воспоминания… о резьбе по камню. О мозолях на руках и мучительных болях в спине.
Джаявар обвел окрестности взглядом.
— Думаешь, я поступил безрассудно, разделив наши силы? Уведя десять самых сильных мужчин, тем самым украв их у женщин и детей, которых мы оставили в лагере?
— Там достаточно воинов, чтобы защитить их.
— Что мне делать, когда мы достигнем Ангкора? Как я могу узнать о судьбе моих детей? Я планировал проникнуть в город под видом священника, но, наверное, есть способ и лучше.
Аджадеви взглянула на громадную паутину, натянутую между стволами соседних деревьев. В ее центре ждал добычу большой, размером с ее кулак, желто-черный паук.
— Прошлой ночью мне приснилось, что я нищенка, — ответила она. — Я была на виду, но меня никто не видел.
Он сжал губы.
— Да, это лучше, мы действительно будем незаметными. Мы можем перемазаться в грязи и начать просить милостыню под городскими стенами. Мы будем выглядеть убогими и униженными, но сможем заговорить с кхмерами и, рассказав им, кто мы на самом деле, расспросить о моих детях.
— Мы так и сделаем.
— А что, если… если они убиты?
— Тогда ты, где бы мы ни оказались, пообещаешь своим детям построить храм в их честь. Ты будешь думать о них, будешь о них молиться, будешь их любить. А потом мы уйдем.
Он покачал головой.
— Лечебница. Если они погибли, я когда-нибудь построю на месте их гибели лечебницу. Лечебницу для детей.
Она крепко обняла его.
— Вот видишь! Именно поэтому люди и готовы умереть за тебя.
— Все, чему я в жизни научился, я научился у них. И у тебя.
Она отвела глаза в сторону.
— И все же я подвела тебя.
— Каким образом?
— Тебе необходим наследник, а я не могу его тебе дать. Возможно, вместо меня должна была выжить другая твоя жена. Возможно, я…
Обернувшись, он осторожно взял ее пальцами за подбородок и приподнял его.
— Без тебя я — ничто. Без тебя чамы будут торжествовать победу.
Она поцеловала его в запястье.
— Я не хочу, чтобы ты был ничем.
— Тогда оставайся рядом со мной, Аджадеви. Всегда оставайся рядом со мной.
На губах ее затеплилась едва заметная улыбка.
— Я являюсь частью тебя. И я не рядом с тобой, а внутри тебя. Как и твои дети. Они ведь остаются внутри тебя, так всегда было и так всегда будет. Точно так же и я буду внутри тебя.
— Я чувствую тебя там.
— Прошу тебя, не забывай о моих словах и в последующие дни. Это будут для тебя дни таких испытаний, каких у тебя никогда в жизни еще не было. Так что ты должен быть уверен, должен верить, что в самые тяжелые моменты ты не окажешься один.
Утреннее солнце залило башни и лестницы Ангкор-Вата янтарным светом. До прихода чамов храм этот в основном заполняли индуистские священники и пилигримы. В его просторных залах можно было встретить и кхмерских воинов, и чиновников, и все они приходили сюда молиться. Однако после нашествия все переменилось. По всей территории Ангкор-Вата стояли на посту чамские воины, а кхмерских священнослужителей стало в несколько раз меньше, чем раньше.
Идя рядом с Тидой, Воисанна старалась не смотреть чамам в глаза. А когда все же ловила на себе их взгляды, каждый раз ускоряла шаг, чтобы побыстрее уйти от них, и не переставала удивляться, почему этот чамский военачальник не тронул ее. Большую часть ночи она думала, не убить ли его, однако в конце концов уступила усталости и заснула как можно дальше от него, насколько это позволяли размеры его комнаты.
Воисанна шла по длинному коридору в юго-западном крыле Ангкор-Вата. Слева от нее выстроились в ряд квадратные колонны из песчаника, обрамляя вид на запад, открывавшийся из этой галереи. С другой стороны тянулся огромный барельеф, изображавший едва ли не тысячу сражающихся воинов. Конные колесницы противостояли пешим солдатам с копьями, саблями, щитами и флагами в руках. Это была картина битвы на Курукшетре, и хотя Воисанне всегда нравилась эта легенда, она все же отвернулась от барельефа, не желая смотреть на оружие и смерть. Потом она бросила взгляд на потолок с раскрашенным резным изображением цветков красного лотоса, а затем, свернув налево, прошла через главный вход в Ангкор-Ват и ступила на мощеную дорожку, которая вела ко рву.
Тида шла в нескольких шагах позади Воисанны, а их чамский сторожевой пес держался еще дальше, положив на плечо древко своей секиры. Тида потупила взгляд, а руки сложила перед собой, соединив ладони. Она, вероятно, была самой красивой женщиной из всех, кого Воисанна когда-либо видела, но при этом она, казалось, плыла по жизни без всякой цели, словно облачко по небу в безветренный день.
Мощеная дорожка, широкая и прямая, была заполнена людьми самого разного положения, хотя большинство из них были чамами. Воисанна прошла между двумя статуями нагов — мифических семиглавых змей. Каменные ступеньки между этими изваяниями вели на улицу, где вражеских солдат было еще больше. Расположенные поблизости кхмерские дома, построенные на сваях для защиты от тигров и змей, все были заняты чамами. Кхмеры здесь тоже были, но они зачастую ютились просто под деревьями, готовя на кострах рис и пойманную рыбу.