Воисанна вновь прикусила губу и покачала головой.
— Тогда ты должен сказать ей, что я жива.
— Я это сделаю.
— А потом к ней должна буду пойти я.
Асал улыбнулся:
— Имей терпение, моя госпожа. Оно тебе понадобится, хотя мне кажется, что нетерпеливость идет тебе больше.
— Почему?
— Потому что мне нравится видеть тебя такой, полной жизни.
Ее пальцы вновь начали мерно двигаться по его коже. Только теперь они уже ласкали ее, гладили ноги со всех сторон, как будто она делала это по собственной воле, а не по необходимости.
— Прошу тебя, Асал, сделай все возможное, чтобы с ней не случилось что-нибудь нехорошее.
— Я уже думал о том, как защитить ее.
— Ты уверен, что с ней все в порядке? Правда уверен?
— Да.
— Спасибо богам.
— Я уже поблагодарил их.
Она улыбнулась и покачала головой:
— Как я могла ненавидеть тебя? Когда мы впервые встретились… я хотела убить тебя. Но ты спас меня. Смогу ли я когда-нибудь отплатить тебе за это?
Он следил за тем, как ее пальцы двигались по его ногам.
— Ты уже платишь, моя госпожа, прямо сейчас.
— Я никогда не смогу полностью рассчитаться с тобой.
Вдалеке прокричала птица, и он задумался о том, кто может за ними шпионить. Кто-то из людей По Рейма? Или это люди Индравармана?
— Из-за того, что за нами следят, — сказал он, — я собирался сделать вид, что ударил тебя. Но теперь не буду.
— Почему?
— А почему, собственно, чам и кхмерка не могут ладить между собой? Почему я должен бить тебя? Я — один из высших военачальников нашей армии. И хотя у нас с тобой будут свои секреты — например, твоя выжившая сестра, — я не собираюсь больше скрывать свою привязанность к тебе.
Олененок пробирался сквозь джунгли осторожно, часто останавливаясь и пощипывая на ходу зеленые листья. Уши его казались слишком большими для такого тельца, коричневого с белыми пятнами. Целясь в него из лука, Джаявар думал, где сейчас его мать и как так вышло, что они разлучились.
Олененок подошел ближе. Джаявар, находившийся от него с подветренной стороны, спрятался в зарослях папоротника, опустившись на одно колено. Рядом с ним присела Аджадеви, в руках у нее тоже был лук — оружие, которым брат научил ее пользоваться еще в детстве. Как и все в их отряде, они были голодны. Они взяли с собой два мешка риса, но один из них намок и рис заплесневел, поэтому группа была вынуждена разделиться, чтобы поохотиться.
Джаявар взялся за тетиву, готовый в любой момент пустить стрелу. Уши олененка дернулись, но он все равно продолжал двигаться в сторону людей, не догадываясь об их присутствии. Джаявар еще никогда не видел олененка так близко и был зачарован его красотой. Животное опустило голову, понюхало землю и ступило вперед, выйдя на линию прицела Джаявара. Принц натянул лук и приготовился стрелять. Но тут олененок поднял голову и посмотрел своими большими черными глазами, казалось, прямо на него. Зверь был очень красивым, и внезапно Джаявару расхотелось убивать его, несмотря на урчание в пустом желудке.
— Беги, — прошептал он, вспугнув олененка, который бросился наутек прямиком через заросли.
Аджадеви поднялась на ноги и, подняв лук, повесила его себе на плечо. Джаявар также встал, и его колени хрустнули.
— Почему ты дал ему уйти? — спросила она, прикасаясь к его руке.
— Потому что… он заблудился.
— Ребенок, оторванный от своего отца?
— Вообще-то от матери. Но в принципе — да.
Она потянула его за руку.
— Пойдем, поищем фрукты.
Они шли через джунгли, придерживаясь звериной тропы. Иногда путь им преграждала громадная паутина. Среди опавших листьев беззвучно двигались черные ядовитые многоножки толщиной с палец. Над головой перекрикивались обезьяны. На панцире большого скорпиона пировали красные муравьи.
Джаявар пытался высматривать манго, дикие дыни, кокосы и бананы, но мысли его все время уплывали к другому. Сегодня они проходили мимо озера, на которое он когда-то водил своих детей. Воспоминания об этом переполняли его, светлые воспоминания о детском смехе и радости на их лицах. Тогда он посадил себе на плечи свою младшую дочь, Чиви, и вместе с ней стал заходить в прохладную воду. Она весело пищала сверху, просила его вернуться на берег, а он со смехом ринулся вперед, окунувшись вместе с ней в воду.
В прошлом такие воспоминания всегда вызывали у Джаявара улыбку. Но сегодня они разрывали его, он задыхался, ноги его слабели. Какая-то его часть хотела, чтобы он покончил с собой и воссоединился таким образом со своими детьми, чтобы он снова мог слышать их смех и рассказывать им сказки при мерцающем свете свечи. Если бы он не был сыном своего отца и если бы Аджадеви не было рядом с ним, он уже давно перерезал бы себе горло и таким образом закончил свое путешествие в этой жизни. Однако его народ и его жена нуждались в нем. Поэтому он двигался вперед, день за днем, шаг за шагом.
— Мне больше неинтересно охотиться, — тихо сказал он, останавливаясь на небольшой прогалине. — То, что когда-то было для меня удовольствием, стало обязанностью. Единственное, чего я по-настоящему хочу, — это увидеть голову Индравармана, насаженную на острие копья. Я хочу только отомстить.
Аджадеви подошла к нему:
— Людей влечет за собой любовь, власть, утешение, месть. Будда не согласился бы со мной, но я считаю, что жажда мести — это очень человеческая черта. Будь ты великим праведником, ты преодолел бы в себе эту потребность и больше беспокоился бы о своей карме, чем о своих врагах. Но ты — король и отец убитых детей. И мысли о мести будут постоянно занимать твою голову.