Танцующая на лепестках лотоса - Страница 48

На соседнее дерево перескочила серая белка.

Джаявар повесил лук на плечо и положил руку на эфес своей сабли.

— Я хочу, чтобы Индраварман разделил мои страдания.

— Так и будет. Но когда он умрет, ты должен двигаться дальше, должен спрятать свою саблю в ножны. Иначе в душе твоей навсегда поселится бесплодная пустыня, так непохожая на твои плодородные земли.

— Я попытаюсь.

— Хотя это идет вразрез с тем, что я знаю, хотя таким образом я ухудшу свою карму, я все же помогу тебе разделаться с Индраварманом. Но у помощи моей есть своя цена.

— Какая же?

— Ты должен будешь вернуться ко мне. Ты должен будешь снова полюбить жизнь и полюбить меня.

— Я и так люблю тебя.

— Слова, не подкрепленные действиями, ничего не стоят, Джаявар. Они подобны цветам, которые лишены окраски.

Он покачал головой:

— А олененок?

— Что олененок?

— Я думал о своих детях, когда понял, что он отстал от своей матери. Я почувствовал его тревогу. А затем я увидел его мордочку и подумал о тебе. Я знал, что, отпустив его на свободу, я делаю тебе подарок. И в тот момент, продолжая горевать, я любил тебя. Я все равно любил тебя.

Она улыбнулась ему, поблагодарив за такой подарок, а потом подошла поближе.

— Ни один мужчина не должен возвращаться с охоты с пустыми руками и спокойно бьющимся сердцем. Сердце мужчины после охоты должно колотиться, а сам он должен чувствовать себя полным сил.

— Так, говоришь, оно должно колотиться?

Она прильнула к нему, прижалась всем телом и поцеловала его. Мгновение он колебался, но затем она почувствовала на себе его руки и желанное тепло его прикосновений.

* * *

Чамы построили несколько бамбуковых причалов, уходивших далеко от берега в бурые воды Великого озера. К ним все время подходили и от них отходили разные лодки, их разгружали, а потом загружали уже чем-то другим. Для поддержания армии в боевой готовности необходимо было много чего. Оружие, доспехи, еда, одежда, рисовое вино, женщины, всякие затейники для развлечения солдат и многое другое — все это двигалось по причалам на берег. Прак наблюдал за всем этим действом затуманенными глазами. Он больше ориентировался на свое обоняние, чем на зрение, — здесь на него нахлынули запахи конского навоза, дыма, болезни, мокрой кожи и кипящего риса.

Они находились у самого большого причала примерно с полудня, и запасы свежей и сушеной рыбы у них уже подходили к концу. Сначала чамы отнеслись к ним с недоверием, но после того, как какой-то командир допросил их на ломаном кхмерском языке и осмотрел их товар, они могли уже свободно продавать его. Хотя они ожидали, что им будут давать низкую цену, покупатели платили вполне прилично.

Прак с удивлением отметил, что сюда причаливали лодки и других кхмеров, приехавших продавать рис, фрукты, овощи, мясо и рыбу. Вначале его злило то, что его соотечественники помогают врагу, но вскоре он понял, что эти кхмеры очень бедны и просто пытаются как-то выжить. Вероятно, их прежние покупатели погибли.

Теперь, когда Прак протянул какому-то чаму все еще продолжающего дышать сома, он взглянул на своего отца, который вроде бы занимался торговлей, но на самом деле в основном высматривал Вибола. Прак надеялся, что они найдут его на берегу, на подходах к лагерю чамов, но этого не произошло, они его так и не увидели.

Чам случайно уронил сонного сома, и тот упал в воду. Прак, сидевший в лодке, быстро протянул руку, схватил рыбу и отдал ее вражескому солдату. Тот поблагодарил его и забросил сома себе на плечо.

Заметив, что чамов вокруг нет, Прак обернулся к отцу.

— У нас кончается рыба, — прошептал он. — Нам нужно срочно поднять цену, иначе нам придется уйти отсюда.

Отец кивнул, продолжая вглядываться в береговую линию.

— Его здесь нет. Давай проплывем вдоль берега.

Спрятав полученные за рыбу монеты, Прак оттолкнул лодку от причала. Разместившись в центре лодки, он греб с левой стороны, своей более слабой рукой, позволяя отцу рулить. Ему хотелось вкладывать всю свою силу в каждый гребок, чтобы как можно скорее найти брата, однако он заставлял себя выглядеть расслабленным.

— Где же ты? — шептал он себе под нос. — Покажись, Вибол, мы тут.

Линия берега расплывалась в глазах Прака, но он видел, что отец держится близко к нему. Он слышал, как мать бормочет молитвы, чего за ней не наблюдалось годами, потому что она была весьма далека от религии. Тем не менее сейчас она молилась индуистским богам, время от времени всхлипывая и прося, чтобы они помогли найти ее сына целым и невредимым. Слушая стенания матери, Прак чувствовал, что усугубляется его отчаяние. У них всегда была очень дружная семья, а сейчас она напоминала повозку, у которой не хватало одного колеса. Из-за этого она едва могла двигаться.

Перед ним проплывали неясные тени чамских лодок. Прак улавливал далекие голоса врагов, и это напомнило ему, как они захватывали его страну. Всю свою жизнь он слышал звуки, производимые его родителями и братом, животными, ветром, шелестящим в верхушках деревьев. Именно эти звуки он и хотел слышать здесь, а не эту непонятную болтовню чамов.

Прак принялся грести сильнее, и лодка стала забирать вправо. Он почувствовал, что отец тоже начал вкладывать больше силы в гребок, чтобы выровнять лодку. Подумав, что Вибол, возможно, узнает его по голосу, Прак начал петь старую кхмерскую песню. Его мать присоединилась к нему, и над водой поплыла давно знакомая мелодия, которая здесь звучала громче, чем на земле.

Справа от них возник контур большой лодки. Вдруг с нее раздался крик, и Прак тут же умолк. Крик повторился. Хотя голос этот принадлежал кхмеру, это был не его брат, и Прак понурил голову; он был опечален, но все же испытывал облегчение. Думая об этом пленнике, он вынул свою флейту и начал играть; ему хотелось, чтобы соотечественник слышал не только насмешки его мучителей.