Танцующая на лепестках лотоса - Страница 49

Крики затихли, и Боран погреб дальше. Следующий причал оказался шире, но был менее длинным и предназначался только для лодок, рассчитанных на одного или двух человек. Прак положил флейту на колени и приготовился схватиться за бамбуковую сваю.

В этот момент его мать вскрикнула. Она звала его брата по имени и указывала в сторону берега. Отец зашипел на нее, чтобы она замолчала, но перестал грести, и их лодка начала дрейфовать. Сначала Прак ничего не мог разглядеть, кроме размытых очертаний береговой линии, но потом он заметил что-то, напоминающее торчащий из воды черный камень.

— Это он, — сквозь всхлипывания пробормотала Сория. — Что они с ним сделали? Давай, Боран! Плыви к нему!

Прак почувствовал, что слезы обжигают ему глаза. Он тоже стал просить отца плыть туда, потому что тот, начав было усиленно грести, вдруг остановился.

— Он жив, — прошептал Боран. — Хвала всемогущему Вишну, он жив!

— Тогда забери его оттуда! — воскликнула Сория. — Плыви же к нему!

Прак взглянул в сторону берега и заметил размытые контуры толпившихся там чамов. Он крепче сжал в руках весло.

— Нет, — сказал Боран. — Если мы попытаемся освободить его сейчас, то все погибнем.

— Что?

— Он жив. Он сильный, и он жив. Мы должны подождать до темноты. Только тогда мы сможем спасти его.

— Нет! — воскликнула Сория; она резко повернулась в лодке и едва не опрокинула ее. — Сейчас! Помоги ему сейчас!

Прак бросил свое весло и, повернувшись к матери, обнял ее. Он крепко прижимал ее к себе, понимая, что отец прав. Она рвалась из его рук и сопротивлялась, как дикий зверь, но ничего не могла поделать против его силы. Он пытался успокоить ее, шепча на ухо слова утешения, пока отец отгребал в сторону открытой воды. Но Сория все равно крутилась в его объятиях, изгибаясь и брыкаясь, словно одержимая демонами.

Берег отдалился, их лодка плыла на глубине, и в борта ее плескали волны. Мать наконец прекратила сопротивляться, и Прак, почувствовав, что она обмякла, стал молиться, чтобы чамы ничего не заподозрили. Его мать стонала и содрогалась в рыданиях у него на груди. Он поцеловал ее в затылок.

На глубокой воде Великого озера он не видел вокруг ничего — только бескрайнюю белую пустоту, которая лишь усиливала его мучения.

* * *

В наступающей темноте ужас Вибола все усиливался и делался ощутимым. Сквозь свои опухшие веки он видел множество больших костров, частично освещавших лагерь чамов. Призмы его слез увеличивали их пламя. Из ран на щеке, подбородке и надбровье сочилась кровь. Наклонив вперед голову, он хлебнул коричневатой мутной воды и попытался проглотить ее, но вскоре его вырвало.

Что-то под водой коснулось его голени, и он, вскрикнув, забился в своих путах. Но чамы загнали прочную бамбуковую сваю глубоко в ил и связали ему руки и ноги позади нее. Его избитое тело было все время растянуто и напряжено, а мысли крутились вокруг неминуемой страшной кончины.

Сильно дрожа, словно вода была ледяной, он умолял чамов на берегу сжалиться над ним. Большая часть из них просто не обращала на это внимания, но некоторые иногда бросали камни в его сторону или передразнивали его мольбы.

Вибол чувствовал себя маленьким и беспомощным. Ему хотелось вернуться к своей семье. Непроницаемая темнота под ним заставила его вспомнить о Праке, подумать о том, какой у него отважный брат. Прак всегда оставался один на один с мраком, неопределенностью и одиночеством и при этом не жаловался и не жалел себя.

Снова что-то ткнулось ему в колено, и Вибол вскрикнул. Он пытался уговаривать себя, что это просто окунь тычется в его раны, однако он знал, что в Великом озере обитает множество крокодилов и громадных каймановых черепах, которые должны учуять запах его крови. Его удивляло, что они до сих пор не обнаружили его. Пытаясь высвободиться из веревок, он извивался и вскрикивал. Долгое время он страстно хотел быть мужчиной, но сейчас чувствовал себя ребенком, мечтающим найти утешение в чьих-нибудь объятиях и барахтающимся не только в воде, но и в собственном одиночестве.

* * *

Время для Сории, Борана и Прака остановилось. Отплыв подальше от лагеря чамов, они сошли на берег, где спорили и плакали, а затем составили план действий. Опасаясь чамских часовых и света их костров, Прак предложил вымазать их лодку грязью и вымазаться самим, что и было сделано. Теперь они, взяв в руки почерневшие весла, медленно гребли назад к причалу, где был привязан Вибол, напоминая лишь неясную темную тень на поверхности Великого озера.

Боран сначала хотел дождаться глубокой ночи, когда чамы будут крепко спать. Но, одолеваемый нетерпением, так же как Прак и Сория, он все же решил рискнуть безопасностью всей семьи, лишь бы избавить их мальчика от страданий.

Ночь была тихой и безветренной. Боран предпочел бы, чтобы дул легкий ветерок — тогда шум волн заглушал бы плеск лодки, скользящей по поверхности озера. Он греб без всякого ритма, часто делал паузы, чтобы издаваемые ими звуки напоминали шум плещущейся в озере рыбы. Ему хотелось слепо ринуться вперед, чтобы поскорее вытащить сына из воды, но он заставлял себя сдерживаться. Будь Боран один, он, наверное, поспешил бы, рискнув своей жизнью, но подвергать опасности жизнь Сории и Прака он не хотел. Если чамы поймают их во время освобождения пленника, участь их будет ужасна.

Мысли о страданиях Вибола таким грузом ложились на плечи Борана, что ему было трудно дышать. Его сын рассчитывал на него, а он его подвел. Самым святым для Борана была защита своих близких. И тем не менее он допустил, чтобы Вибола схватили.