— С твоей стороны было мудрым решением проверить наши позиции здесь, — сказала она, поворачиваясь к Джаявару.
— Это место как ушко иголки. Это ключ к нашему будущему.
— Если чамы придут сюда, наши воины смогут вовремя заметить их.
Он кивнул, и лицо его просияло.
— Да, и у наших людей на земле будет достаточно времени, чтобы скрыться. Однако нашими людьми на деревьях, боюсь, скорее всего придется пожертвовать.
Аджадеви посмотрела вверх, неожиданно сообразив, сколько времени понадобится, чтобы спуститься с такой высоты. После того как дозорные предупредят о подходе врага, они вскоре будут окружены чамами и убиты.
— Но как бы мы могли им помочь? — спросила она.
— Ничего сделать нельзя. Им может хватить времени на то, чтобы спуститься, а может и не хватить. Но все они добровольцы. Большинство из них были ранены при нападении на Ангкор. У некоторых есть лук и стрелы, и они будут сражаться, когда придет этот момент, другие просто спрыгнут с деревьев.
Несмотря на то что Аджадеви уже привыкла к ужасам войны, ее все же передернуло при мысли о том, как люди добровольно прыгают с такой высоты навстречу неминуемой гибели.
— Тогда мы должны атаковать чамов, прежде чем они обнаружат нас здесь.
— И мы обязательно атакуем. Но пока мы не готовы сделать это.
— Объясни почему.
Джаявар вытер пот со лба.
— Потому что большинство сиамских наемников еще не прибыли. К тому же еще не вернулись из Ангкора наши лазутчики. Мне не хватает данных о численности чамов, об их оборонных порядках, и я еще не до конца продумал план сражения.
— Сколько тебе нужно времени?
— По меньшей мере полмесяца. Мы проведем Праздник плавающих фонариков, а после него атакуем.
Аджадеви вздохнула и пробежала взглядом по тысячам резных рисунков, украшавших стены и башни храма. Цитадель женщин вдохновляла ее. У нее было ощущение, что некая сила, исходящая от каждого женского лица, наполняет ее, делает мудрее. Эти лица что-то говорили ей, она была в этом убеждена, но все же никак не могла догадаться, что именно они хотят ей сказать.
— Что? — спросил Джаявар, разворачиваясь, чтобы лучше видеть ее.
Она подошла к башне и прикоснулась к фигуре одной из танцующих женщин.
— Бантей Срей не уносит человека ввысь, но из всех храмов, наверное, я люблю его больше всего. — Кончики ее пальцев скользили по каменному лицу, задержавшись на глазах. — Хотя этот храм был воздвигнут не королем, а обычным человеком.
— Ну и что из этого следует?
— Возможно, не стоит прикладывать столько усилий, чтобы самому разработать план битвы. Возможно, среди нас, обычных людей, есть кто-то, кто знает, как организована оборона чамов, и может подать тебе неплохую идею.
— Но ведь я спрашивал у всех, и никто не отозвался.
— Спроси еще раз, — сказала она, разглядывая небольшую группу кхмерских воинов, собравшихся возле храма.
«Настроение у них неважное», — подумала она, заметив, что они не подтрунивают друг над другом, как обычно.
— Ты должен вдохновить их, — заявила она. — Ты должен вдохновить своих людей.
— Понятия не имею, как это сделать, но, может быть, у тебя есть какие-то соображения на этот счет?
— Ты должен сделать плавучий фонарик для праздника. А когда мы будем его отмечать, ты запустишь фонарик вместе с остальными. Пообщайся со своими людьми запросто, как ты общаешься со мной. Не как король, а как человек, который любит их и который за них переживает. Скажи им, что мы выиграем это сражение и что оно того стоит, так как, когда мы победим, наша империя станет даже более великой и более прекрасной, чем раньше.
Раздался лай собаки, а отраженное от стен эхо подхватило его и разнесло по округе.
— Посмотри по сторонам, Джаявар, — продолжала она. — Ты видишь, как вдохновляют людей храмы? В них и сейчас осознаешь, о чем мечтали их создатели. Ты должен вдохновить наших людей точно так же, как это делают наши храмы, — убеждая их в том, что они являются частью чего-то более великолепного и величественного, чем они сами. Кхмеры верили в это всегда, и мы должны продолжать в это верить.
Рука его, лежавшая на эфесе висевшей в ножнах сабли, потянулась к каменному лицу, которого только что касалась она.
— Когда я ухаживал за тобой, твой отец как-то сказал мне, что он безмерно гордится тобой.
— Он действительно так сказал?
— Он сказал, что я пришел в эту жизнь в первую очередь для того, чтобы заботиться о тебе и лелеять тебя, и он был прав. Хотя было время, когда я жаждал власти и богатства, эти желания с годами ослабевали. Теперь же я просто стремлюсь к тому, чтобы война поскорее закончилась и мы с тобой могли бы вместе провести остаток наших дней в мире. Я верю, что именно это нам и суждено.
— Но мы не должны проводить их праздно, любовь моя, нам еще очень многое нужно сделать.
— Согласен. И эти свершения станут вершиной и твоей и моей жизни.
Она улыбнулась, представляя себе будущее без смерти и отчаяния, когда думать можно будет о том, как поделиться своим благоденствием с теми, кому повезло меньше.
— Когда война закончится, — сказала она, — мы построим лечебницы, дороги, новые дома. Но мы также построим храм в твою честь, храм, на стенах которого будет твое лицо.
Он покачал головой, соскребая с резного изображения пятно зеленоватого лишайника.
— Ты превращаешь меня в кого-то более значительного, чем я есть на самом деле.
— Возможно.
— А что мне сделать в твою честь, когда закончится эта война?
— Продолжай жить, Джаявар. Лучше ты не сможешь почтить меня. Враг снова придет за тобой, а ты мне нужен живым.